Последняя Золушка  - Наталья Костина

Однако потом не последовало никакого продолжения… И опять — почему? Я заходил перед ужином, садился на самый край стула, словно очень торопился, вот-вот вскочу и убегу к мадам Серый Волк, словно мне до лампочки ее врачебные наставления — у меня есть занятия поинтереснее! Она же сухо и по-деловому, не отрывая взгляда от врачебной карточки — а тут на всех, хотя бы раз прихворнувших и воспользовавшихся услугами медчасти, заводят так называемые карточки, — проделывала все необходимое и так же сухо прощалась. И это меня даже устраивало. Устраивало до сегодняшнего утра, когда я встретил ее на дорожке в парке. И почувствовал, что должен… должен подарить ей цветы!

— Я хотел бы подарить цветы вам! — без обиняков поясняю я.

— О господи… — только и говорит она. — Зачем?!

— Помнится, вы сами сказали, что женщины тают, когда им преподносят букеты.

— Да?… — удивляется она еще больше. — Неужели я так… выразилась?

— Могу поклясться! У меня прекрасная память на цитаты… как вы могли заметить, когда мы с вами говорили о Пушкине. Так ведь?

— Ладно, верю… Но поясните, пожалуйста, то, чего я не в состоянии уразуметь: зачем вам врачиха бальзаковского возраста с букетом в руках?

— Я найду, что с ней делать, — бормочу я. Разговор внезапно приобретает опасное, но в то же время волнующее направление. — Итак, вы не подскажете, где я могу приобрести цветы? И какие именно вы любите?

— Вообще-то нам не положено брать подарки от клиентов, — качает она головой. Сегодня ее волосы снова стянуты в хвост — возможно, потому, что началось бабье лето и температура подскочила чуть не до июльской.

— Цветы — это не подарок. Знак внимания, не больше, — продолжаю настаивать я.

— А-а-а… поняла, — вдруг успокаивается она. — Поняла! Вам просто приспичило выразить мне свою благодарность! Вы же культурный человек, писатель! Не какой-нибудь биржевой маклер, железный арифмометр! Вам неудобно сунуть мне сотню в конверте — а эти суют даже и без конверта, это им раз плюнуть! Но вы не волнуйтесь, Лев, спасать болящих — это моя обязанность. Мне за это платят, причем весьма неплохо. Кстати, почему вы не зашли вчера вечером? Вы мне портите отчетность!

Вчера вечером синьора Лючия, как опытный вампир-наставник, ловко сцедила из меня все; я еле-еле доплелся к себе и рухнул как подкошенный, даже не обратив внимания на очередные листочки, лежащие на привычном месте. Их снова подсунули под дверь: продолжение истории девочки Мирабеллы… Интересно, молодые вампирши, ее питомицы, проделывают то же со своими собеседниками? И облизывают ли они свои соблазнительные губки после того, как жертва, так и не уразумев, что же с нею произошло, шатаясь, удаляется, а затем бухается на кровать и вырубается, словно от слоновьей дозы успокоительного? Странно лишь, что я проснулся утром таким бодрым и даже вышел на прогулку в парк! Я смотрю на ту, с которой действительно хотел бы проводить свои свободные вечера, и угрюмо сообщаю:

— Забыл. Наверное, потому что у меня нет ни сердца, ни души. А также этих самых… вен? артерий?… В которых давление. Да, а еще я хотел купить эту штуку, чтобы мерить самостоятельно, как вы советовали, но тоже не купил. Потому что тут поблизости магазинов нет, а просить, чтобы меня подкинули до города, не захотел. Своей машины у меня тоже нет. Финансово не дорос, да и не нужна, наверное… я человек до мозга костей городской. Правда, я мог бы угнать лошадь, но… наверняка я бы свалился с нее при первом же удобном для этой твари случае. И вообще, доверяю я только рейсовым автобусам.

Кира смеется. Она сегодня часто смеется. Наверное, это хорошо, и я, воодушевленный, продолжаю:

— Честно говоря, я не поехал за этим прибором, потому что я бездельник. Это вторая сильная сторона моей натуры после обжорства!

— Да что вы говорите?! — притворно изумляется Кира. — А тридцать два романа? Это вам не хухры-мухры и не кот начхал! Я литературно выражаюсь?

Она сияет глазами, волосами, лицом… Мне кажется, я никогда не видел, чтобы человек, а конкретно женщина, так преображался лишь оттого, что… нет, не льсти себе, Стасов! Доктор Кира радуется вовсе не твоей персоне — у нее просто хорошее настроение. От возвратившегося летнего тепла, наверняка последнего перед дождливой осенью и промозглой зимой, а, возможно, еще от чего-нибудь, о чем ты и понятия не имеешь со своей убогой писательской фантазией! Ну, может статься, она удачно избавила Серого Волка от глистов!

— Ага! — подтверждаю я. — Очень литературно! Ну и вы, прежде чем я подарю вам цветы, должны узнать обо мне кое-что еще! Я не намеревался никуда ехать, а хотел бездельничать. И бездельничал! А сегодня вдруг пожелал общаться с вами и дарить вам цветы! А также рассказывать истории. А если они у меня вдруг закончатся, я сочиню новые. Например, о Железном Арифмометре! Только я еще не помню случая, чтобы истории у меня заканчивались! — несколько более хвастливо, чем собирался, добавляю я, и она это замечает.

— Я не хочу цветов, — совершенно не по-женски заявляет она, и я сразу же вспоминаю последние пять дней, когда она едва замечала меня. А также то, чего бы никогда больше не хотел вспоминать: другую женщину и ее резкое: «Лева, как я объясню мужу происхождение цветов?» У нас была любовь без цветов… нет, не любовь. Связь. Секс. Потому что, когда женщина отказывается принять то, что ты просто жаждешь ей преподнести, никакой любви не выходит. Только связь. Роман в дешевой бумажной обложке. Нечто такое, что устраивает ее… и тебя, как ни противно в этом сознаваться. Но больше мне такого не хочется. «Я не Макс! — злобно кричу я внутреннему голосу, который строит глумливые рожи и издевательски пожимает плечами. — Не нужно отождествлять меня с Максом, который только рад сексу без обязательств, траху, перепихону и даже вот этому „я бы вдул“!»

Она смотрит на меня, и улыбка ее медленно гаснет. И вся она словно бы гаснет. И даже делает маленький шаг в сторону, чтобы разминуться со мной и отправиться куда-то… по своим делам… потому что она тут на работе, а у меня синекура… пустая болтовня с утра, пустая болтовня вечером… и ужин — тоже сплошь пустая болтовня. Под кулинарные изыски и такие вина, каких я в жизни больше не буду пить. Я… я не хочу так, но иначе почему-то не получается! «Романтика, — пакостно говорит голос внутри, — первый звоночек импотенции! А импотенция — она как гипертония, внезапна и беспощадна! Перепихнуться ему не хочется! — вторит этому паскудному, который внутри, обиженный Макс. — Простой трах его уже не устраивает! Ему теперь нужен трах со смыслом! С цветами! Га-га-га!» Эти двое внутри мерзко квохчут, пихаясь локтями, подмигивая друг другу и помирая со смеху, и в изнеможении бьют себя по ляжкам.

— Спасибо, — говорит между тем Кира и как-то странно на меня смотрит. — Спасибо, что вы хотите купить мне цветы, но… В кабинете они будут скучать, а в комнате быстро завянут, потому что я люблю открывать форточку. Тут уже начали топить, а теперь еще и лето вернулось! Так что мне все время жарко. А цветы, особенно розы, — они этого не любят!

«Ага, — думаю я, — вот что она, оказывается, обожает! Розы!» Наверное, я улыбаюсь, потому что она тоже начинает улыбаться мне в ответ и говорит: